В июле 1942 года немецко-фашистские захватчики рвались к Дону. Вот как рассказывают скупые строки военных документов и донесений о событиях 1942 г. на Верхнем Дону (орфография и пунктуация оригиналов оставлены без изменений). 7.7.42 «Авиация противника разведывала реку Дон в полосе обороны особенно Казанская. С 16.30 до 18.00 самолеты группами бомбили Казанскую и мост через р Дон. Мост частично разрушен. В это время противник бомбил Мигулинскую. Все части приведены в боевую готовность». Первый бой в непосредственной близости от станицы Казанской произошел 16 июля 1942 года. 16.7.42. «В результате ночного боя и утром 16.7 противнику удалось прорвать фронт тет-де-пона (таким термином в те времена военные обозначали предмостное укрепление) на участке выс. 195,8 и вышел частью сил у Озерской. К исходу дня овладел Демидов, Затубянский, Гормиловский». 17.7.42. «На Мигулинской те-де-пона противник повел наступления силою 30 мотоциклистов, 3-х танков, до роты пехоты. Завязались ожесточенные бои. К утру 18.7 на левый берег Дон переправилось 50 бойцов 9 роты 566 сп. В боях с фашистами многие бойцы и командиры показали образцы храбрости, мужества, стойкости и героизма. Вот несколько примеров. Командир 7 батареи лейтенант Мирошников уничтожил 3 НП, 3 танка, 2 тягача. 30 автомашин, 2 орудия, до взвода пехоты. Младший лейтенант Разум два раза отбил атаку уничтожил огнем из миномета 15 мотоциклистов и взвод автоматчиков. К 8 часам 18.7 переправилось из 3/557 сп. 420 человек, из 9 роты 556 сп-100». После этих боев правобережье Верхнедонского района долгих пять месяцев оставалось в руках врага.
Советское командование не располагало точными сведениями о противнике. 29 июля из штаба дивизии прислали приказ: «Захватить контрольных немцев».
Командир роты — старший лейтенант Ермаков, обсуждая с разведчиками план предстоящей операции, подбирал группу для захвата «языка». Неожиданно для всех перед командиром вытянулся разведчик Ефим Коновалов:
— Товарищ старший лейтенант! Разрешите мне одному пойти в разведку!
— Одного в тыл врага? Это же верный «язык» для немцев.
Разведчик настаивал:
— Я местный, знаю каждую тропку, каждый кустик…
— Где служил до этого?
— В полковой разведке, после ранения — госпиталь, а из запасного в эту часть.
— Год рождения?
— 1917.
— Кем работал до войны?
— Кузнецом, потом механиком.
— Какая семья?
— Жена, дочка.
— Где живут?
— В хуторе Коноваловском. Переехали туда перед войной, до этого жили в станице Мигулинской.
Командир достал из планшета топографическую карту и расстелил на столе.
Коновалов внимательно следил за карандашом командира, сразу же ориентировался: вот тянется опушка луки, с левой стороны Кочетовское озеро, а среди зелени петляет голубой лентой Дон. На излучину, где Дон круто повернул на юг, разведчик ткнул пальцем:
— Вот тут, на «коловерти» и надо форсировать Дон.
— Не могу разрешить, Коновалов! — отрубил командир.
— Не доверяете, товарищ старший лейтенант? — обиженно произнес разведчик.
— О твоем плане доложу в штаб, а сейчас подбери группу. Тебя назначаю старшим.
Хутор Базковский, в котором находились разведчики, был защищен от неприятеля грядой верб и тополей, а дальше к Дону — сплошной дубняк. До передовой — 4 километра. Разведчики, одетые в летние маскхалата, молча шли по хутору к речке Песковатке. Молчание нарушил Ворожейкин Иван:
— Ефим, хотя ты у нас старший и мы верим тебе, но нам надо с тобой кое о чем потолковать.
— Ваня, что ты хочешь? — спросил Ефим.
— Не знаю, как бы это объяснить. Вот ты пойдешь в разведку, а там всякое может случиться. Попадешь к немцам, а командир будет терзать за тебя. Вообще, чтобы ты не подвел нас, не убежал к немцам.
— Понятно. Тогда слушайте мою клятву: «Товарищи! Клянусь перед вами, перед своей Родиной честью, жизнью, что я при любых обстоятельствах буду стремиться выполнить задание. До последнего дыхания буду верен своему народу, не изменю ему и не стану предателем».
Коновалов вытащил из кармана листок бумаги и передал его Ворожейкину.
— Иван, передай старшему лейтенанту, тут записана моя клятва. А теперь пошли к Дону.
Переправившись через Дон, Ефим Коновалов решил сначала зайти в Мигулинскую к другу своего отца, однофамильцу Андрею Коновалову. Стал подбираться к домику на отшибе. Выполз из оврага – до хаты рукой подать. Ощупью пролез во двор, собака не отозвалась. Подошел к окну, чуть-чуть коснулся стекла – никакого ответа, стукнул во второе окно. Наконец, услышал писк комнатной двери и мужской шепот:
— Кто там?
— Дядя Андрей, это я. Ефим Коновалов.
— Утром приходи, сейчас не пущу.
— Скоро ты, дядя Андрей, своих позабыл. Перевоспитали, видно? Помнишь, ты меня еще «непоседой» называл.
Старик отодвинул запор.
— Немцы не квартируют? — спросил Ефим.
— Не с руки им быть у меня. Боятся. К центру их больше. И не ходят они по одному.
Ефим достал из-за пазухи спички. Огонек отогнул темноту под стол, в углы.
Старик дрожащей рукой поднес к спичке фитилек в консервной банке:
— Вот каганец, зажигай.
После долгой паузы, глядя на странное обмундирование, спросил:
— Откуда, Ефимушка, пожаловал?
— От своих.
Такой ответ поставил старика в тупик. «Если из Красной Армии, то она как два месяца переправилась на левый берег Дона, если из дома, от родных, то какая нужда погнала ночью… не понятно. И что за одежда такая странная…»
— Да, неладное творится…
— Ты о чем, дядя Андрей?
— Ты что Ефим, решил на легкий хлеб податься?
— Не понимаю, — признался разведчик.
-В предатели, значит, подался? – прямо сказал старый казак. А до войны в активе был.
— Дядя Андрей! – голос Ефима дрогнул. Откуда такие странные догадки? Ни одной гадине не позволю поганить нашу родную землю. Изменником не был и не буду!
— Ну, слава богу! Спасибо за хорошие слова.
Ефим сел на лавку и рассказал старику, зачем пришел.
— Силы у них большие. Моя унучка бегала с соседскими ребятишками в Стоговскую балку — там всё танками и пушками забито. И дорогу из Мешковской запрудили, подтягивают с тылов вооружение. Слышал, что с Чертково до Мешковской тянут железную дорогу, чтобы дешевле обходились перевозки. А кто строит? Наши люди: старики да дети. На работу гоняют ровно утром, чтобы к семи добраться до Скельновского, опоздание на пять минут считается диверсией. Дети кирками выдалбливают землю, а потом на тачках отвозят в сторону. На строительстве работают и наши военнопленные, которых немцы держат на скотных дворах за речкой Тихой. Многих арестовали, все забирают. Лютует враг.
Казалось, у старика не будет конца жалобам.
— Немцы к вам часто заглядывают?
— Почти каждый день. Как Нюра не выйдет какой день на окопы – жди «гостей». Но я, Ефимушка, у них в «почёте». Кто-то им болтанул, что меня раскулачивали и за Урал выселяли. Видишь, они меня за своего считают. Вроде бы, я обижен на Советскую власть, а они такие благодетели, жалость ко мне имеют.
Ефим вспомнил, что в 1929 году Андрей Коновалов по ложным показаниям был раскулачен и выслан. Впоследствии несправедливость была устранена, Андрей Коновалов прибыл домой и ему возвратили всё имущество.
— Вот это здорово, дядя Андрей! Разрешите у вас сутки побыть?
— Можешь хоть сутки, хоть двое. Надо только придумать, как им брехать.
— Выход есть. Называйте меня сыном, я вас отцом, а Анна будет, вроде, моя жена.
— Думаю будет похоже.
Когда погасили свет, старик спросил:
— Ефим, что там случилось с твоей семьей? И прикусил язык «Черт меня дернул».
— Не знаю. А что?
— Да так… Я думал, что ты дома был.
— Дядя Андрей, говори, что случилось, говори правду.
— Разное бают. Пришли к ней проклятые фашисты, значит. Заналыгали корову и – со двора. А Дуняшка-то выскочила из хаты и кричит на весь хутор: «Что вы делаете, грабители? Не смейте брать корову!» За ворота и силком вырвала у немца налыгач. Немец снял с плеча автомат и полохнул очередь. Дуняша упала окровавленная. А корову увели.
— Кто это видел?
— Две недели назад наших баб итальянцы возили в Коноваловский какие-то ящики грузить, а им там гутарили. Вроде бы раненая. Да ты не убивайся, Ефимушка.
Разговор оборвался.
Ефим всю ночь не сомкнул глаз. Утром поднялся бледный.
— Ефимушка, как дела на фронте?
— Сам видишь, дядя Андрей, хвалиться нечем. Немец прёт на всех фронтах. Но солдаты верят в Победу. Придет время, и мы начнем бить фашистов в хвост и в гриву, ничто не удержит: ни танки, ни пушки.
Дед Андрей увидел в окно, как двое военных шагают ко двору через овраг:
— Комендатура!
Ефим стал собираться. Неспешно заправлял под нательную рубаху выпрошенный у Анны крест. Солдаты спросили у Анны, почему не вышла на работу. Анна показала на Ефима:
— Муж пришел, не могла.
Солдаты замахали руками:
— Прощаться не надо, он вернется.
На крыльце Ефим спохватился:
— Забыл взять махорку.
Бегом возвратился в хату и к старику:
-Дядя Андрей, вы и Анна нынче же уйдете из станицы, хотя бы к моим старикам в Коноваловский. Об этом ни гу-гу. Нашим привет, если увидите.
Весь день немцы гоняли Ефима по комнатам комендатуры, допрашивали. Трудно было разведчику идти против своей совести и обливать грязью свою Родину. Но, чтобы войти в доверие к врагу, нужно было «стать» заядлым врагом Советской власти:
— В воинской части я не состоял, — отвечал Ефим. Нас, кулаков, в армию не призывали. Не выдавали и военной формы, не считали за людей. При наступлении немецких войск я сбежал в район Изюма и двинулся следом за немецкими частями.
Немецкий офицер внимательно слушал переводчика, а глаза, как присоски, впиваются в Коновалова. А Ефим убедительно говорил, как раскулачивали, куда была выселена семья.
— Я сам неграмотный, в школу не ходил, потому что сын кулака. Но знайте, господин офицер, что русский человек непобедим, он кремневой породы. Ни одна армия не устоит против русской армии, в том числе и немецкая.
— Твоя хваленая армия распалась, капут. Гроза всех армий – немецкая.
Коновалова взяла такая ревность за Красную Армию, что он, не помня себя от злости, не думая о последствиях, внезапно крикнул:
— Неправда!
На висках офицера надулись вены. Молнией сверкнули глаза:
— Ты что? За коммунистическую власть? — заорал офицер. Пропаганду разводишь?
Ефим сразу очнулся. Он явно допустил ошибку.
— Господин начальник, сначала выслушай меня, тогда и кричи, — спокойно начал Коновалов. Ты сказал, что немецкая армия разбила русскую. Я этого хотел бы больше твоего, но желания мало. Ты знаешь, как мне хочется отомстить коммунистам. Я давно ищу такого случая, даже распространял немецкие листовки среди своих ребят, за что чуть не попал под трибунал. Я готов вам помочь, чтобы скорее разбить русских. Разве не ясно, господин начальник, если бы русская армия была разбита, то немецкой армии осталось бы с музыкой пройти победным маршем до Урала, а то и всю Сибирь без выстрела?
Коновалов заметил просветление в глазах офицера. Затем Ефиму приказали выйти в коридор.
— Коллега, мне почему-то нравится этот русский чудак, — сказал офицер, который вел допрос.
— Я ему не верю, — ответил второй офицер.
Коновалова снова стали гонять из кабинета в кабинет. Уточняли, сверяли его показания.
После перерыва Ефиму предложили стать полицаем или старостой. Он отказался, ссылаясь на неграмотность. А вот стать на службу шпионом-разведчиком и отправиться через Дон в тыл советским войскам согласился. Его долго инструктировали.
…Когда Коновалов блуждал в лабиринте немецкой комендатуры, отвечал на вопросы и входил в доверие, из солонцовских сосен по ниточке кабеля надрывно зазвонил телефон. В хутор Базки летело срочное сообщение: «Немедленно выслать в штаб дивизии ефрейтора Коновалова».
Старший лейтенант Ермаков послал связного на передовую, а через полчаса связной доложил:
— Товарищ старший лейтенант, Коновалова на НП нет, разведчики передали, что он вчера ночью переправился через Дон к немцам.
Дождавшись ночи, Ермаков выехал к разведчикам на НП. Всю ночь до ряби в глазах, напрягал он зрение и слух.
Еще до рассвета Ермаков, нервничая, оставил разведчиков и прямо с передовой направился в солонцовские сосны. Начальник штаба сухо встретил его:
— Докладывайте, Ермаков, что у вас стряслось.
Выслушав старшего лейтенанта, он долго его отчитывал. В конце разговора, перейдя на «ты», начштаба сказал:
— Так ты говоришь, что Коновалов оставил клятву? Ермаков надо быть мальчиком, чтобы верить такой наивности. Приказываю: отправляйся к разведчикам на передовую и наблюдай. Если этот беглец не вернется, будешь вести ответственность по закону военного времени.
В двенадцать часов ночи, когда над Доном не было ни одной ракеты, Коновалова повели к лодке на переправу.
Сопровождал его итальянец и штабной офицер. Вот и лодка. Ефим проворно вскочил в нее, попробовал весловую уключину — болтается, но из гнезда не вытащишь. Тронул другую — прут железа оказался в руке. Выпрыгивая из лодки на берег, Ефим споткнулся. Нагнулся, цап: камень. «Вот подходящее оружие», — определил разведчик. Итальянец в это время искал весла в траве, а немец сидел на корточках, распутывал цепь лодки на коряге.
В голове Коновалова мелькнуло: «Пора! Медлить нельзя!» Жилистая рука кузнеца, описав в воздухе кривую, стукнула в черепок итальянцу. Тот беззвучно рухнул в траву. Два прыжка и удар камня пришелся на голову офицера. «Этому бугаю мало, как дробинка слону». Развернулся и еще влепил немцу по голове. Офицер, корчась, чуть выпрямился и грохнулся на носовую часть лодки, потом грузное тело свесившись, плюхнулось в лодку. Ефим содрал с шеи шарф. Скрутил его и засунул итальянцу в рот кляп. Затем нащупал в кармане конец шпагата, скрутил ему руки и затянул узел. Связал офицера и уложил пленных на дно лодки. Настроил весла и оттолкнулся от берега, взяв направление к Гремячему ерику.
Над Доном висела густая темень. На воде никаких ориентиров. Только опыт и чутье бывалого рыболова безошибочно подсказывали дорогу на воде. Немец ворохнулся и толкнул Ефима по ногам.
— Потерпи малость, теперь ждет вас русский «комфорт», — проговорил разведчик.
Не успел Ефим причалить к берегу, как его обступили разведчики. Коновалов в общей гамме выделил голос Ермакова и доложил:
— Товарищ старший лейтенант, задачу по захвату «языка» выполнил. В лодке два пленных фашиста и оружие. Потерь в разведгруппе не имеется. Ефрейтор Коновалов.
— Я же говорил, что у Коновалова осечки не будет! — старший лейтенант крепко обнял разведчика.
Еще ни один раз успешно переправлялись наши разведчики на левый берег Дона, совершая налеты на огневые точки и ДЗОТы противника. Мужество и отвагу проявил сержант Солотков 557 сп. Ворвавшись в блиндаж к немцам, Солотков был ранен, но не вышел из строя, продолжал вести бой до выполнения боевого задания. Он захватил важные документы, раскрывающие дислокацию войск противника в районе Мигулинской. Вместе с ним отважно действовали лейтенант И.В.Яюс, сержант Елин, старший сержант Федоров, красноармеец Тукаев, санинструктор Аня Крапивина. Разведгруппа в районе хутора Гормиловского взорвала ДЗОТ, уничтожила фашистский гарнизон, захватила пленного и документы. В районе хутора Демидовского захватила одного итальянца дивизии «Поссубио» и ручной пулемет.
Трусов в разведке не было. Слишком уж многое зависело от того, с “языком” разведчик придёт или нет.
В итоге разведка сыграла большую роль в подготовке и разработке мероприятий в рамках операции «Малый Сатурн» по освобождению в декабре 1942 года Верхнедонского района от немецко-фашистских захватчиков.
При написании данной статьи были использованы Журнал боевых действий 153-й стрелковой дивизии, воспоминания И.П.Топольскова.
С.АБАКУМОВА, директор музея.
