В августе 2009 года при проведении земляных работ в ограде бывшей церкви в ст. Казанской были обнаружены останки трёх казаков. В одном из гробов была найдена записка, гласившая, что здесь находится прах хорунжего хутора Княжеско-Леонов станицы Манычской Черкасского округа Ивана Петровича Мандрыкина, погибшего в бою 25 мая 1919 года. Фамилии казаков, похороненных рядом с хорунжим, установить не удалось. Вполне возможно, что все они были из одной станицы Черкасского округа и погибли в бою, придя на помощь восставшим казакам Верхнего Дона. Эта записка стала музейным экспонатом. И, как любой экспонат, подразумевает под собой огромный пласт истории.
…Шел третий месяц Верхнедонского восстания. Донские казаки, находясь в плотном кольце окружения, ожесточённо сражались с превосходящими силами Красной Армии. Все хутора Мигулинского юрта были частично или полностью сожжены. Казачье население безжалостно уничтожалось.
Из воспоминаний жителя хутора Сетраки Тихона Александровича Сетракова: «Моей маме, Дарье Михайловне, было 14 лет, когда майской ночью 1919 года со стороны соседних хуторов вошли красноармейские отряды. Еще за несколько дней до этого и сетраковцы, и жители близлежащих хуторов стали замечать, что здесь началась концентрация частей Красной Армии. Поползли слухи, что затевается что-то плохое. И вскоре эти слухи подтвердились. Красноармейцы дождались темноты и стремительно ворвались в хутор. Убивали всех подряд: женщин, стариков, детей. Многих постреляли-покололи в своих постелях. Женщина с ребёнком на руках вышла встречать красноармейцев. Её муж, словно предчувствуя беду, просил её спрятаться. На что она ответила: «Это же наши, родимые!» И эти «родимые» отрубили головы ей и внуку и насадили их на колья плетневой ограды. Соседской девочке отрубили голову вместе с платком и в таком виде насадили на кол. Рано утром над хутором стоял страшный крик и плач. За сутки было убито 380 человек, из них 20 детей».
В станице Мигулинской красные сгоняли женщин, детей и стариков в одно помещение, зачековывали дверь, закрывали окна, обкладывали соломой и поджигали со всех сторон. Несчастные жертвы бросались к окнам, дверям, ища спасения от страшных мук. Случайно оставшихся в живых распинали на плетнях и упражнялись в ловкости штыковых ударов.
В середине мая в Вёшенскую прилетел на самолете поручик Веселовский. «Подлетая к Вёшенской, — вспоминал он, — я увидел грустную картину: на южном берегу Дона против станицы и переправы было оставлено много телег, которым не удалось переправиться. Все они были разбросаны и поломаны. А по обеим сторонам Дона шли окопы. Низко кружась над станицей, я стал разыскивать условные знаки на выбранном аэродроме, но не нашёл. Совершенно безжизненный, мёртвый вид станицы о чём-то нехорошем говорил мне, и я опустился в верстах четырёх от станицы вблизи небольшого леска. Почти по всем балкам, лескам, кустарникам всюду обитали несчастные беженцы; лазареты тоже эвакуировались в леса и на север в хутора» (опубликовано в газете «Приазовский край». 1919). «Боже… да когда же этому наступит конец…», — восклицал Ф.К. Миронов в письме из Смоленска неизвестному адресату.
15 мая главком Вацетис докладывал Ленину о мерах по подавлению мятежа на Дону: «Подавить восстание … по моим указаниям предлагается возможным в кратчайший срок при содействии 33-й дивизии и ожидаемыми из центра 6-ю броневиками. Экспедиционные отряды организованы в 2 дивизии, пополнены лучшим комсоставом, произведена инспекция войскам». (Директивы главкома Красной Армии. М. 1968. С. 417)
Восставшие начали терпеть поражение за поражением. Они отвели свои отряды с правого берега за Дон, заняв пассивную оборону.
Под Шумилинским их цепи выкашивались огнём красных броневиков. Под Вёшенской казаки, сунувшиеся на позиции 292-го полка, были отбиты с большими потерями. Мигулинцы потребовали на фронт пленных красноармейцев «защищать Дон». Из 200 пригнанных 100 сразу зарубили, а остальных заставили рыть окопы. Повстанческий фронт трещал и разваливался.
И тут свою роль сыграла конница генерала Секретева, спешившая на выручку мятежникам. Начальник штаба генерал Калиновский послал донесение из Мешковской, что есть возможность соединиться с повстанцами.
25 мая Секретев сбил заслон красных — 104-й полк и Воронежские курсы — и силами до 2000 шашек прорвался на хутор Демидов. Остатки 104-го полка и Воронежских курсов, всего около 100 штыков, ушли на Монастырщину.
Соединившись с повстанцами, Секретев планировал свернуть на запад, на Чертково и Богучар. Но Кудинов настаивал, чтобы тот спешил на помощь Вёшенской. И конная группа, выделив один полк для преследования красных, уходивших на Чертково, свернула на восток, на Мигулинскую. 26 мая (8 июня) Секретев вёл тяжелый бой в районе Мигулинской, где загнал в Дон 106-й и 3-й Кронштадтский полки и курсантов. По сводкам Донской армии, в плен было взято 800 солдат противника и обоз одной бригады в 700 повозок, автомобиль и мотоциклеты. Остатки кронштадтцев пробились и пошли на юг (на Наполов) и на запад (на Фёдоровский).
Потом было общее отступление, бои под хутором Весёлым, где казаки отбросили за Маныч корпус Думенко.
«Армия восставших казаков всегда напряжённо ждала счастья соединиться с своей главной армией, и в представлениях казаков это соединение носило трогательный, братский, сердечный характер. И не раз возможность этого момента придавала защитникам лишнюю силу и мужество. Так было у нас. Едва ли иное положение было и в самой Донской армии, прижатой почти к стенам Новочеркасска, начинавшей уже терять веру в успех. Само собой разумеется, что весть о том, что в глубоком тылу красных восстали казаки и бьются в неравной битве, окрылила и ободрила их, и они с новой силой ринулись на соединение к нам…
Пусть этот пример гранитной твёрдости казачьего духа, проявленной в минуты опасности самим рядовым казачеством, послужит ныне гибнущему славному казачеству уроком и одухотворит его на бесстрашие в борьбе за своё существование. Подобный дух проявили некогда наши предки в Азове, каковой акт многие сотни лет считается беспримерным в военной истории. Восстание верхнедонцев в стане врага, почти без оружия и тот факт, что они, будучи со всех сторон окружёнными, выдерживая ежедневные натиски, удержались, и не за крепостными стенами, а в открытом поле — не менее знаменательное явление.
Царство небесное павшим соратникам, бодрость и крепость духа живым!» — так закончил свои воспоминания о Верхне-Донском восстании его активный участник П. Кудинов.