Кунсткамера, основанная императором Петром Первым в 1714 году, стала первым музеем в России, который был открыт для публичного посещения. Наиболее драматичные страницы её трёхсотлетней истории связаны с блокадой Ленинграда и настоящим мужеством, проявленным сотрудниками Кунсткамеры. Это неудивительно, так как собрания этого музея поистине уникальны.
Идея Кунсткамеры возникла у Петра при путешествии по Голландии, где он увидел коллекции всяческих диковинок. Царь-реформатор решил, что и мы «не лыком шиты». С энтузиазмом настоящего коллекционера Пётр собирал экспонаты где только мог. Не только существа с уродством, но и всё, достойное внимания. В музее появились шпоры и перчатки зарубежного короля, ключ от города Дербента, скелет французского великана ростом 2 метра 30 сантиметров и многие другие редкости. Собрание быстро увеличивалось. Император вкладывал в строительство новых помещений собственные средства и сам решал, как располагать экспонаты по залам.
Широкая известность к Кунсткамере пришла не сразу, но уже к концу 18 века этот музей в рекламе не нуждался. В это время пополнением, систематизацией и изучением фондов Кунсткамеры уже занималась Российская академия наук. К Кунсткамере имели отношение лучшие отечественные учёные — даже Ломоносов, который составил описание коллекции минералов. Не случайно и по сей день силуэт Кунсткамеры — эмблема Российской академии наук. Уже к 1837 году коллекция кунсткамеры разрослась настолько, что на базе первого музея были созданы семь отдельных — Этнографический, Азиатский, Египетский, Анатомический, Зоологический, Минералогический. Плюс кабинет Петра Первого с личными вещами. В 1903 году — к 200-летнему юбилею С-Петербурга музею антропологии и этнографии было присвоено имя императора. Но уже через 38 лет Ленинград и петровская сокровищница оказались в смертельном конце вражеской блокады.
Эвакуировать коллекцию Кунсткамеры не успели — вокруг Ленинграда стремительно сжалось кольцо блокады. Сотрудники в итоге упаковывали экспонаты в ящики и прятали в подвалах. Экспонаты, считающиеся менее важными, зарыли в большую яму возле ворот, ведущих в архив Академии наук. В частности, там зарыли кучу самых разных человеческих черепов.
Многие сотрудники Кунсткамеры ушли на фронт. Десять из них не вернулись. Некоторые учёные Кунсткамеры писали письма студентам прямо из окопов, из-под обстрелов, советовав им даже в условиях блокады заниматься самообразованием. Оставшиеся в Ленинграде сотрудники Кунсткамеры продолжили работу и в первую страшную блокадную зиму. Об этом свидетельствуют письма, воспоминания, отчёты, списки музейных «коллекционных предметов», резюме научных работ. Их составляли ровным разборчивым почерком люди, которые в те дни сами умирали от голода и холода. Но каждое утро эти ленинградцы шли на работу по обледенелым улицам, то тут, то там падали на снег, теряя последние силы. Они понимали, что это их работа, их Кунсткамера.
В годы блокады в Кунсткамере произошёл почти мистический эпизод. Об этом оставил свидетельство работавший в Кунсткамере в то время известный учёный, этнограф-африканист Дмитрий Алексеевич Ольдерогге. Однажды обходя внутренние помещения, научный сотрудник Каплан с удивлением заметил стрелу, вонзившуюся в доски, закрывающие индийскую деревню в индийском зале. Экспонаты были закрыты досками, что спасло их, когда разорвавшийся немецкий снаряд пробил крышу и осколки разлетелись по всему помещению. Осмотревшись, Каплан понял откуда в досках взялась стрела. В соседней галерее Миклухо-Маклая всё время стоял манекен меланезийца с натянутым и заряженным стрелой луком. Но на этот раз тетива лука была отпущена и стрелы уже не было. Оказалось, что при взрыве снаряда палец у манекена обломился, тетива мгновенно распрямилась и выпустила стрелу навстречу вражескому снаряду.
Этот случай учёный Д.А.Ольдерогге посчитал анекдотическим. Но уже из нашего исторического далёко этот случай можно считать символическим.
А тем временем учёные Кунсткамеры продолжали активно работать, несмотря на все тяготы блокады. Один защищал диссертацию, другой готовился в защите, кто-то писал докторскую диссертацию, а кто-то читал лекции. Всё это делали без громких слов. потому, что это была их работа.
Эвакуировать коллекцию не успели — вражеское кольцо слишком быстро сомкнулось вокруг Ленинграда. Ценные экспонаты упаковывали в ящики и прятали в подвалах. Менее значимые просто зарыли в большую яму около ворот, ведущих в архив АН СССР.
Многие сотрудники Кунсткамеры ушли на фронт; десять из них — не вернулись. Некоторые находили время и силы, чтобы писать с фронта наставления своим студентам. Ведь учёные оставались учёными даже в окопе и под обстрелом.
В осенние дни 1941 года в повседневную разговорную речь вошло страшное слово «дистрофия». По воспоминаниям сотрудников Кунсткамеры, спутниками их повседневной работы стали холод, вышедший из строя водопровод, отключенное электричество, ледяной ветер. «Всё настойчивее даёт о себе знать голод. Люди пухнут, болеют или просто падают и умирают. Но жизнь всё ещё теплится в стенах Института», — вспоминала одна из сотрудниц.
Но несмотря ни на что составлялся план работы музея на май — декабрь 1942 года. Планировался выход научного американского сборника к 450-летию открытия Америки. Казалось, что большая интересная работа помогает научным сотрудникам не просто выживать, а интересно жить в тяжелейших условиях.
До января 1944 года вахту продолжали нести оставшиеся пятнадцать сотрудников. Они были несказанно рады, что дожили до того момента, когда через месяц после прорыва блокады стали получать «по I категории» 600 граммов хлеба. Они собирали комиссии для учёта материалов, оценивали противопожарную безопасность, вели исследования: каждый работал за десятерых. Скажи им кто-то, что это и есть истинный героизм, — они сильно удивились бы.
Вскоре они же сами будут разбирать заложенные кирпичом окна Кунсткамеры и приводить в порядок спасённые коллекции. За месяц они разобрали 21 окно. Научные сотрудники-мужчины с ломами в руках отбивали кирпичную кладку, делая это с силой, но осторожно. А коллеги-женщины уносили кирпич на носилках.
Сотрудники Кунсткамеры были рады, что скоро у них наступит счастье — заниматься научной работой в полной мере.
По материалам журнала «Родина» подготовил А.Муравьёв.